Нора Адамян - Девушка из министерства [Повести, рассказы]
Когда уже все было готово и дом, в парадном блеске, наполненный вкусной едой и напитками, затих, готовясь принять гостей, Джемма в своей комнате принялась рассматривать новое платье.
Как меняются моды! Теперь даже странно вспоминать о подкладных плечиках. Первый раз она вышла на свидание с Сергеем в пальто с широкими прямыми плечами. Тогда казалось красиво…
Кто это говорил ей недавно, что Сергей женат и у него есть дочка? Все проходит, забывается…
Наконец она нашла хорошую портниху. Линия безукоризненная. Юбка и рукава одинаково плавно суживаются книзу…
Кто окажет, что она плохо устроила свою жизнь? О чем ей жалеть?
Уже звонят. Неужели гости? Нет, кажется, телефон…
— Возьмите кто-нибудь трубку! — крикнула Джемма.
Нитка жемчуга запуталась, никак ее не разобрать. Вот наказание!
В передней работница долго и бестолково спрашивала:
— Кого? Чего? Это квартира… Да, Марутянов квартира…
Джемма не вытерпела и выскочила в переднюю.
— Вас беспокоят из третьего отделения милиции, — сказали ей. — Задержан ваш сын Ваган Кимович Марутян.
Затрепетало и замерло сердце. Надо было что-то сделать — и все вдруг стало безразлично…
Словно поняв недоброе, в переднюю выглянула Варвара Товмасовна.
— Что? — тревожно спросила она.
Работница все же кое в чем разобралась.
— Ваганчика нашего в милицию утянули… Машину угнал… — запричитала она.
Джемма молча смотрела на свекровь, и под этим взглядом с Варвары Товмасовны сходило сияние благодушия и доброжелательности. Лицо ее стало недобрым, серым, напряженным. С отчаянием она охватила пальцами щеки:
— Мой внук…
А потом, широко раскрыв черные глаза, крикнула в лицо Джемме:
— Твой сын!
И Джемма ушла, чтобы не видеть ее и не слышать того, что она еще может сказать.
Отменить званый вечер оказалось невозможно.
— К чему давать людям повод для сплетен? — сказала Варвара Товмасовна. — Главное — чтоб никто ничего не заметил.
Она подкрепилась чашкой черного кофе. Только очень близко знающие ее люди могли уловить темную настороженность глаз на спокойном лице.
Недовольно брюзжа, Ким отправился в отделение милиции:
— Какая-нибудь мальчишеская выходка. Блюстители порядка перестарались. Я его сейчас приведу.
Гости собирались. Звонок, еще звонок…
— Здравствуйте, здравствуйте… Наконец-то мы вас у себя видим. Выглядите чудесно… Да что вы! Как провели лето?
Еще десять минут назад Джемме казалось, что она не сможет произнести ни одного слова. Но слова были такие привычные, что выговаривались сами, и губы тоже улыбались сами.
Кто-то спросил: «А где наследник?» Кто-то ответил: «О, там уже, наверно, свои интересы…»
Джемма улыбалась.
Где сейчас был ее маленький ребенок, «муха в молоке», ее худенький мальчик с пытливыми глазами, ее взрослый красивый сын? Что он сделал, что сделали с ним?
Вернулся муж. Джемма увидела его, когда он уже обходил гостей за столом.
— Да вот задержался… Дела, дела… Даже в такой день — дела! А ты, Серго, похудел, помолодел. Сусанна Артемьевна, берегите мужа, а то как бы…
Варвара Товмасовна следила за Кимом тяжелым, вопрошающим взглядом. Он в ответ покачал головой. Потом они оба куда-то исчезли. Джемма осталась за столом — в неведении, в тревоге. Ей невозможно было пробиться сквозь ряд сидящих людей.
Улыбаясь, она спрашивала:
— С лимоном? С вареньем?
Варвара Товмасовна снова появилась в столовой. У нее ничего нельзя было спросить. Ким отводил глаза.
Как она была одинока, как страшно одинока! Никто не думал о ней.
Звать к себе гостей — означало их кормить, удивлять обилием и разнообразием угощения. Едва убрали со скатерти чай и сласти, как заставили стол закусками, бутылками, блюдами.
Долго усаживались. Долго выбирали тамаду. Пока не выпьют за каждого гостя с длинными тостами, ответными речами, с музыкой, никто не встанет из-за стола. Надо сидеть с улыбкой, от которой легкими судорогами подергивается лицо.
Джемма сидела. Она слушала хорошие слова о себе и о своем муже. Она пила за здоровье своего сына.
В двенадцатом часу прозвучал резкий звонок. Запоздалый гость? Кого не хватает?
Варвара Товмасовна обвела стол округлившимися в тревоге глазами. Потом заулыбалась.
Это, наверное, Софик. Ну, ее можно извинить за опоздание. Человек на такой работе… И у нас она запросто. Девчонкой была — не выходила из нашего дома.
Джемма знала, что Софик не придет. Джемма не звала ее на свой праздник. Но вошла Софик. Она стояла, опершись рукой о косяк двери, ослепленная ярким светом лампочек, блеском хрусталя, оглушенная нестройным шумом голосов и звяканьем ножей и вилок.
— Гром, разразись над моей головой! — негромко сказала Софик. — Что это, праздник у вас?
Навстречу желанной гостье торопилась, переваливаясь на ходу, Варвара Товмасовна.
— Ну, наконец-то, наконец-то… А мы уж ждали, ждали — да сели за стол без тебя.
Софик смотрела мимо нее.
— Где твой сын? — резко спросила она у Джеммы.
Сразу стало тихо. Джемма поднялась с места.
Спасением был гнев, прозвучавший в голосе Софик.
Джемма сразу забыла чужих людей, сидевших за столом. Голос Софик снял мучительное напряжение с ее лица, губ, сердца. Она зарыдала.
Варвара Товмасовна повторяла:
— Это ничего, ничего…
Кто-то закричал:
— Воды, воды дайте…
Джемма отстранила все руки. Она шла к Софик. И Софик увела ее в спальню и закрыла дверь.
— Что ты теперь плачешь? — непримиримо опросила Софик. — Иди веселись, развлекай гостей. — И она снова страстно повторила старые народные слова, выражающие крайнюю степень удивления и возмущения: — Гром, разразись надо мной! Что вы за люди!
— Софик, что он наделал? Что он сделал, Софик?
— Если я тебе скажу, что он украл, ты поверишь? Если я тебе скажу, что он убил, ты поверишь? Горе твоему сыну, ты всему поверишь!
Да. Это было самое страшное. Самое тяжкое, что она не бросилась туда, где обвиняли ее мальчика, не кричала, что все ложь, ошибка, что он не может ни украсть, ни убить, ни оскорбить. Она боялась узнать и была готова поверить всему.
— Машину чужую угнали, — сухо и горько сказала Софик, — четверо их было. Вести никто толком неумел. Выехали за город, сшибли с ног старика. Испугались. Хотели удрать — машина перевернулась. Парень, который сидел за рулем, погиб. У одного рука сломана. Ваган здоров.
— Здоров, — простонала Джемма, — он здоров!
— А ведь я своими руками внесла ребенка в этот дом! Для чего ты жила? Что у тебя есть, кроме сына? Это? Это?
Она с ненавистью указывала на резные деревянные кровати, на кружевные занавеси.
— Нет, — твердила Джемма, — нет, Софик, нет… Скажи, что мне делать…
— Боль моя! — Софик обхватила руками плечи подруги, прижала ее к себе. — Утешать не буду. Все, что положено по закону, он получит.
Мягкие плечи Джеммы содрогнулись. Софик крепче прижала ее к себе и заговорила быстро и горячо:
— Слово тебе даю — человеком станет. Он еще молодой, он еще жить будет по-настоящему. Ты верь мне.
Теперь они говорили вполголоса, почти шепотом.
В квартире все затихло. Гости, видимо, разошлись. В коридоре раз-другой скрипнули половицы. Это Варвара Товмасовна в мягких туфлях ходила у дверей.
Как же остаться здесь — одинокой, с таким горем на сердце, никого не любя, никого не уважая?
— Софик, я уйду с тобой.
— Ах, я давно должна была увести тебя отсюда.
Она помогла Джемме надеть пальто, накинула ей на голову шарф.
Джемма взяла со стола сумочку, выдвинула ящик — надо было захватить главное: паспорт, аттестат, чтоб больше не возвращаться.
— Идем, — сказала Софик, морщась, — тряпки потом возьмешь. А не возьмешь, тоже не жалко.
Джемма оглядела комнату. Все тут было чужое. Уже невозможно открыть дверцу шифоньера или тронуть один из хрустальных флаконов на столе.
Они прошли через настороженно притаившуюся квартиру. Варвара Товмасовна из глубины коридора проводила их внимательным взглядом. Ким сутулился у стола, заваленного грязной посудой.
Ожесточение не позволило Джемме замедлить шаг. Если б ее попробовали остановить, она закричала бы. Но никто не мог подумать, что Джемма уходит навсегда. Она понимала ход их мыслей: «Джемма уговорила Софик похлопотать за мальчика, Софик найдет доступ к человеку, от которого зависит судьба Вагана».
Дверь захлопнулась.
Улица была пустынная, незнакомая. Софик сказала:
— Все равно не уснем. Пойдем в нагорный парк. Там хорошо дышится.
В этот парк Джемма возила в колясочке сына. Потом водила за руку. За маленькими столиками они ели мороженое. Ваганчик всегда бежал прямо к столикам.
— Софик, ты сама его видела?
